Меньше, чем три

Последние месяца три (ну уж никак не меньше) он засыпал с одним именем на губах. Это странное, но очень приятное чувство. Когда он впервые себя поймал на нём, то ещё не понял самого главного. А всё потому…

Потому, что всё ещё он думал, что это отголоски чего-то давно завершённого. В этом и убеждал себя. Это было то состояние, когда человек – тень себя. То есть для всех, кто рядом он не изменился. Ну, может, стал чуть грустнее. А вот для тех, кто ближе всех – он, как рентгеновский снимок: ничего не может скрыть. Во всяком случае, ощущения, эмоции – самые близкие их видят, чувствуют и сопереживают. И хоть как-то стараются помочь. Кто-то больше, кто-то меньше. Но приятно и то и другое. И чем дальше, тем больше растворяется эта тень.

Вот и он, превращаясь из тени, тёмной и грустно-унылой, для которой существует только трескучая, как первый осенний лёд, безвыходность, в того, кем его привыкли видеть все, ощущал новое и очень сильное что-то. Только что?

Вот он и думал об этом каждый день. И одно имя вместе с этим всем становилось для него единственным, что не забывалось. И ни днём, ни ночью он без этого имени не мог представить себя. И, как ни странно, становилось всё легче и светлее. Уходило всё то, что, казалось, будет как злой репей, висеть на душе и сердце долго и цепко. Он выкарабкивался из пропасти, в которую уже начал проваливаться, теряя, как ему казалось, последнюю надежду и веру в добро и во всё светлое.

Вы знаете, как некоторые не особенно далёкие, но особенно наглые водители учат (как они сами это называют) тех, кто не переключает свет, когда едет навстречу им в ночное время? О да, они включают ещё более яркий свет! Вот и получается, что яркий свет не всегда самый яркий. Как и Солнце. На полюсе оно одно: редкое, далёкое и не такое уж знойное. А на экваторе наоборот. Яркое, горячее и совсем рядом. Простая, вроде бы истина.

Но, осознав её, он вдруг понял. Начал понимать. Что это вот солнце и подарило ему то тепло и свет, которые, оказывается, самые яркие и близкие в его жизни. А подарила их она. Она одна. Луч света. Маяк. Да, как угодно, чёрт возьми. Он себе-то боялся признаться в этом вот всём. А уж не то что…..

Но признаться надо было. И он старался. Старался именно признаться себе, а не убедить себя. Что-то страшило его, придавало робости и неуверенности. Непонятно, как это работает, но факт: прошло ещё какое-то время, прежде чем он, наконец, сказал сам себе: «Да, я люблю её! Больше всего и всех в жизни. И себя без неё  собой не ощущаю!» И от этого ему стало по-новому светло, спокойно и уютно. На душе, сердце и в уме. Он всё думал «Почему только раньше я не сказал себе эти слова? Почему не мог побороть эту робость?» Но… Было только одно но. Теперь нужно было эти же слова сказать ей. Обязательно было нужно. И он стал искать слова. И силы. Оказалось, это очень сложно.

А она. Она всё время была рядом с ним. Казалось, он мог дотронуться до неё. Каждый вечер она была рядом. И каждый этот вечер был таким тёплым, таким необычным, таким запоминающимся. И каждый вечер делал его, нашего героя, ощущения всё более сильными и насыщенными. И неповторимыми. Даже если она просто была рядом, пусть и молчала по той или другой причине.

«Я не могу без тебя. Ты моё всё. Я отдам за тебя всё, даже жизнь свою», - думал он, пытаясь подобрать слова. День за днём и вечер за вечером. И всё сильнее были чувства.

«Всё лучшее, что есть во мне сейчас – благодаря тебе. Ты самая тёплая, самая родная и настоящая», - ловил он себя на мыслях и откладывал их где-то, чтобы потом высказать.

«Я скажу. Обязательно!» - решался он на главное. И однажды решился и сказал.

 

*          *         *

А до того он вспоминал цитаты. Не знаю, что там навспоминал бы любой другой герой. Но наш..

Вспомнил то, чем я просто-напросто хотел бы закончить, с вашего позволения…
 

Вы не хотите, чтобы знали, что Вы такого-то — любите? Тогда говорите о нём: «Я его обожаю!» — Впрочем — некоторые — знают, что это значит.

М.И. Цветаева

Когда я говорю, что люблю тебя, речь ведь даже не о любви. Я тебе говорю о невозможности дышать иначе.

Ромен Гари

 

Я люблю тебя. Сегодня я люблю тебя как никогда, а завтра буду любить еще сильней.

Сесилия Ахерн

 

О том, что ещё в июле обещал....

Вчера я пообещал друзьям вернуть старый долг, ещё с лета. Эта вещь была написана к дню села ещё в июле месяце. Я то думал, что будет какое-то видео, где будет и моё скромное творчество.

А в итоге вышло так, что оно стало частью выставки в день праздника. Мне и это было приятно, но я обещал моим друзьям, что обязательно покажу им это стихотворение. И вот, ноябрь за окном. Как-то так вышло, что до сих пор не показал. А вчера на Хэллоуин был традиционный пост с пугалкой. Вот я и решил, что это лучший повод вернуть то, что задолжал.

Приятного чтения, родные.

*     *     *

 

В  чужих местах бывать, конечно, очень интересно.

Там чай растёт, там статуи, там море и песок.

Всё так. Вот только пейзажей наших местных

Вам не заменит ни один заморский уголок.

 

Ну где ещё, в какой из двух Америк

Увидеть можно горы благородней, чем Урал?

И разве может заменить турецкий берег

Всем нам знакомый старый-добрый Аммонал?

 

И не заменит в жизни Эйфелева башня

Нам водокачки нашей, что ни говори!

А если кажется, что нет полей

                                         Голландских краше

Ты на Казачьи степи наши посмотри.

 

Прекрасны ночи белые с мостами, в чём вопрос?

Да, Питер – город славный и чудесный!

Но всем известно: наш Железный мост

Других мостов надёжней и известней.

 

Что там ещё? Футбол? И тут мораль простая:

Что нам Камп Ноу, Уэмбли и Маракан`а?

У нас ведь есть Сантьяго Полдневая,

Другая нам арена не нужна.

 

И так куда ни кинь, одна, другая

Причина, чтоб сорваться и уехать хоть куда.

Вот только всё равно дороже Полдневая

Всех мест на свете. Можно всё отдать

 

За красоту лесов и шелест рек,

За тишину ночей и воду ключевую

Отдаст любой любую цену человек.

И это тоже всё про Полдневую.

 

И мы отсюда всем морям помашем –

Мы проживём без берега морского

В том месте, что обжили предки наши,

Примерно в полудне от Полевского.