Меньше, чем три

Последние месяца три (ну уж никак не меньше) он засыпал с одним именем на губах. Это странное, но очень приятное чувство. Когда он впервые себя поймал на нём, то ещё не понял самого главного. А всё потому…

Потому, что всё ещё он думал, что это отголоски чего-то давно завершённого. В этом и убеждал себя. Это было то состояние, когда человек – тень себя. То есть для всех, кто рядом он не изменился. Ну, может, стал чуть грустнее. А вот для тех, кто ближе всех – он, как рентгеновский снимок: ничего не может скрыть. Во всяком случае, ощущения, эмоции – самые близкие их видят, чувствуют и сопереживают. И хоть как-то стараются помочь. Кто-то больше, кто-то меньше. Но приятно и то и другое. И чем дальше, тем больше растворяется эта тень.

Вот и он, превращаясь из тени, тёмной и грустно-унылой, для которой существует только трескучая, как первый осенний лёд, безвыходность, в того, кем его привыкли видеть все, ощущал новое и очень сильное что-то. Только что?

Вот он и думал об этом каждый день. И одно имя вместе с этим всем становилось для него единственным, что не забывалось. И ни днём, ни ночью он без этого имени не мог представить себя. И, как ни странно, становилось всё легче и светлее. Уходило всё то, что, казалось, будет как злой репей, висеть на душе и сердце долго и цепко. Он выкарабкивался из пропасти, в которую уже начал проваливаться, теряя, как ему казалось, последнюю надежду и веру в добро и во всё светлое.

Вы знаете, как некоторые не особенно далёкие, но особенно наглые водители учат (как они сами это называют) тех, кто не переключает свет, когда едет навстречу им в ночное время? О да, они включают ещё более яркий свет! Вот и получается, что яркий свет не всегда самый яркий. Как и Солнце. На полюсе оно одно: редкое, далёкое и не такое уж знойное. А на экваторе наоборот. Яркое, горячее и совсем рядом. Простая, вроде бы истина.

Но, осознав её, он вдруг понял. Начал понимать. Что это вот солнце и подарило ему то тепло и свет, которые, оказывается, самые яркие и близкие в его жизни. А подарила их она. Она одна. Луч света. Маяк. Да, как угодно, чёрт возьми. Он себе-то боялся признаться в этом вот всём. А уж не то что…..

Но признаться надо было. И он старался. Старался именно признаться себе, а не убедить себя. Что-то страшило его, придавало робости и неуверенности. Непонятно, как это работает, но факт: прошло ещё какое-то время, прежде чем он, наконец, сказал сам себе: «Да, я люблю её! Больше всего и всех в жизни. И себя без неё  собой не ощущаю!» И от этого ему стало по-новому светло, спокойно и уютно. На душе, сердце и в уме. Он всё думал «Почему только раньше я не сказал себе эти слова? Почему не мог побороть эту робость?» Но… Было только одно но. Теперь нужно было эти же слова сказать ей. Обязательно было нужно. И он стал искать слова. И силы. Оказалось, это очень сложно.

А она. Она всё время была рядом с ним. Казалось, он мог дотронуться до неё. Каждый вечер она была рядом. И каждый этот вечер был таким тёплым, таким необычным, таким запоминающимся. И каждый вечер делал его, нашего героя, ощущения всё более сильными и насыщенными. И неповторимыми. Даже если она просто была рядом, пусть и молчала по той или другой причине.

«Я не могу без тебя. Ты моё всё. Я отдам за тебя всё, даже жизнь свою», - думал он, пытаясь подобрать слова. День за днём и вечер за вечером. И всё сильнее были чувства.

«Всё лучшее, что есть во мне сейчас – благодаря тебе. Ты самая тёплая, самая родная и настоящая», - ловил он себя на мыслях и откладывал их где-то, чтобы потом высказать.

«Я скажу. Обязательно!» - решался он на главное. И однажды решился и сказал.

 

*          *         *

А до того он вспоминал цитаты. Не знаю, что там навспоминал бы любой другой герой. Но наш..

Вспомнил то, чем я просто-напросто хотел бы закончить, с вашего позволения…
 

Вы не хотите, чтобы знали, что Вы такого-то — любите? Тогда говорите о нём: «Я его обожаю!» — Впрочем — некоторые — знают, что это значит.

М.И. Цветаева

Когда я говорю, что люблю тебя, речь ведь даже не о любви. Я тебе говорю о невозможности дышать иначе.

Ромен Гари

 

Я люблю тебя. Сегодня я люблю тебя как никогда, а завтра буду любить еще сильней.

Сесилия Ахерн

 

О том, что ещё в июле обещал....

Вчера я пообещал друзьям вернуть старый долг, ещё с лета. Эта вещь была написана к дню села ещё в июле месяце. Я то думал, что будет какое-то видео, где будет и моё скромное творчество.

А в итоге вышло так, что оно стало частью выставки в день праздника. Мне и это было приятно, но я обещал моим друзьям, что обязательно покажу им это стихотворение. И вот, ноябрь за окном. Как-то так вышло, что до сих пор не показал. А вчера на Хэллоуин был традиционный пост с пугалкой. Вот я и решил, что это лучший повод вернуть то, что задолжал.

Приятного чтения, родные.

*     *     *

 

В  чужих местах бывать, конечно, очень интересно.

Там чай растёт, там статуи, там море и песок.

Всё так. Вот только пейзажей наших местных

Вам не заменит ни один заморский уголок.

 

Ну где ещё, в какой из двух Америк

Увидеть можно горы благородней, чем Урал?

И разве может заменить турецкий берег

Всем нам знакомый старый-добрый Аммонал?

 

И не заменит в жизни Эйфелева башня

Нам водокачки нашей, что ни говори!

А если кажется, что нет полей

                                         Голландских краше

Ты на Казачьи степи наши посмотри.

 

Прекрасны ночи белые с мостами, в чём вопрос?

Да, Питер – город славный и чудесный!

Но всем известно: наш Железный мост

Других мостов надёжней и известней.

 

Что там ещё? Футбол? И тут мораль простая:

Что нам Камп Ноу, Уэмбли и Маракан`а?

У нас ведь есть Сантьяго Полдневая,

Другая нам арена не нужна.

 

И так куда ни кинь, одна, другая

Причина, чтоб сорваться и уехать хоть куда.

Вот только всё равно дороже Полдневая

Всех мест на свете. Можно всё отдать

 

За красоту лесов и шелест рек,

За тишину ночей и воду ключевую

Отдаст любой любую цену человек.

И это тоже всё про Полдневую.

 

И мы отсюда всем морям помашем –

Мы проживём без берега морского

В том месте, что обжили предки наши,

Примерно в полудне от Полевского.

* * *

Преданность свойственна не всем людям. Это то, что живёт внутри, в сердце. И никак иначе. Если человек – «вей ветерок», то он предан в лучшем случае кальяну, сигарете или бутылке скотча, без которой он не может прожить и пару часов.

В этом со всей отчётливостью и убеждался сейчас Мик, блуждавший по коридорам старого здания школы, которое, казалось, уже лет сто никому не было нужно. Скрипучий пол, лаявшие где-то далеко собаки и звук толи падающей штукатурки, толи скребущихся мышей пугали его, как будто это были прятавшиеся по углам вампиры или маньяки с ножами.

- Зачем я только поссорился с Кейт? – думал он, - Какой же я идиот! Ведь ничего же такого не было, чтоб спорить. Просто болтали, просто перешли на высокие тона. Но я же должен был помолчать и придержать своё мнение… И сорвался.
А теперь брожу один по этой школе. А ведь планировали вместе на этот квест поехать.
В этот момент, он ступил на лестницу, ведущую на третий этаж (он шёл по второму). Лестница скрипнула громко и противно. И вдруг, наверху послышались шаги. Громкие и гулкие. И хрип: кто-то явно силился кричать, но не мог. Мик, дрожа и стуча зубами, долго мялся: идти дальше или вернуться по этой же лестнице вниз.

Любопытство, такая дурацкая штука, взяло своё. И он пошёл наверх.
- Только гляну – и назад, - подумал он, - Ну его, этот квест. Лучше домой…

Но он не успел даже додумать. И, пройдя один только лестничный марш, лицо в лицо столкнулcя с дурно пахнущим кем-то. В темноте, разбавляемой только светом фонарей с улицы, Мик разглядел уродливое лицо с бешеными глазами. Сказать, что он громко закричал – ничего не сказать. Крик его, бешеный и срывающийся, разнёсся по всему зданию и, вернувшись обратно, оглушил его самого. Второй раз.
Мик рванулся вниз, но бежать уже не мог. Тот, на кого он наткнулся, не держал его. Но его взгляд… Как магнитом приковал. Мик пытался бежать. Пытался, но не мог.
Ко всему, его ещё и стало мутить.

- Странно, - думал он, - Как они это делают? Какие-то препараты распыляют? Или гипноз?
Но мысли начинали путаться. Мало что соображая, он рвался и рвался уже на рефлексах. И вдруг, вырвался. И полетел кубарем с лестницы.
Придя в себя, он не понимал, сколько провалялся. Но в том же свете уличных фонарей, пробивавшемся через разбитые окна, Мик видел, что никого поблизости нет.
Встав на ещё ватные ноги, он пошёл вниз. Странно, но лестница не скрипела. Да и вообще, звуков не было. Никаких.
Даже звуков шагов…
Тут только Мик понял, что это не звуков нет, а это он ничего не слышит. Он поковырял в ушах, как обычно это делают, когда чешется в ухе. Ничего.
Но он продолжал спускаться по лестнице. И через какое то время спустился. Только почему то с четвёртого этажа на третий.
- Не пойму, как это, - он огляделся, - получилось? Вот туда я упал. А тут стоял этот…
Ладно, пойду дальше. Кто знает, может и правда, гипноз и я был выше.
И он спустился на этаж вниз. Снова на третий.
- Уже не смешно!, - крикнул он, - Прекратите всё это! Это какое-то сумасшествие! Прошу прекратить квест!
А дальше тишина. Потому что тяжёлый удар оглушил его. И на глаза упала темнота.

 

*     *     *

- К-е-е-ейт!- выдавил из себя Мик, приходя и пытаясь подняться, - Ты здесь?

Но никого, кроме чёрной фигуры на противоположной стороне комнаты, не было.

- Кто вы?

Молчание.

- Кто вы такой и где я? - уже нормальным голосом повторил Мик.
Ответа по-прежнему не последовало, только фигура обернулась и начала приближаться.

«Господи, зачем я обидел её, зачем стал спорить?! Сидели бы сейчас на диване, смотрели какую-нибудь передачу. Ну, или в интернете что-нибудь. А я бы держал её за руку. И не отпустил бы ни за что»

Фигура уже оказалась рядом. И замахнулась чем-то похожим на цепь!

- Вот тебе и развлечение, - подумал тут же Мик, - зачем же я…

Свист рассёк воздух, и что-то тяжёлое опустилось на живот Мика. Странно, но больно не было. Он вообще ничего не почувствовал, правда уже был весь мокрый от пота, который даже в глаза уже попадал. Только что-то как будто ходило и топталось по его животу.

- Фррррр, - расслышал он лёгкий и совсем негромкий звук. И тепло.

Ему удалось повернуться на бок и что-то упало на пол с глухим звуком.
И вдруг стало светло.

- Ну, вот и всё, - пронеслось в голове Мика, - кончился квест. И поделом мне..

Его мысль прервал голос, самый приятный в мире(он  постоянно так говорил ей):

- Мик, ты что ещё спишь? Я ведь говорила тебе «Ложись раньше», - Кейт улыбнулась, - Не разлёживайся, у нас ещё куча дел до вечера. Не забыл, что мы на квест едем?
«Господи, так это мне приснилось! Фууухх! Это круче любого квеста!» Он вытер со лба капли пота, скатывавшиеся в глаза. И тут же поймал взгляд кота, сидевшего на полу.

Мик сел на кровати, а потом резко встал и рванул на кухню. Там уже колдовала над поздним завтраком или уже ранним обедом Кейт.
-  Прости меня за вчерашнее, родная. Я виноват перед тобой. Ты для меня важнее всех и всего на свете. Я не должен был так…

Он обнял её.
- Да я и сама глупо себя повела, - сказала она и улыбнулась, повернув голову и чмокнув его в кончик носа.
-  А может, ну его, этот квест? – сказал вопросительно Мик, - Останемся дома и посмотрим ужастики. Для меня ведь главное, чтоб ты была рядом. А пугаться можно и дома, у телевизора. А ещё, я могу рассказать тебе, что мне сегодня приснилось.

- Умеешь ты интриговать, - сказала Кейт, - и твои рассказы интереснее всяких приключений и поездок.

- А мне с тобой никакие монстры не страшны, - ответил Мик и прижал её к себе ещё крепче.

Она улыбнулась, а потом хихикнула. Мик вернулся в комнату.
Это будет лучший хэллоуинский вечер из всех, - подумал он, - А день ещё лучше.

В этот момент кто-то позвонил в дверь. 

Жизнь ещё никогда не была прекрасней.

Один орден - два героя

Я смотрю на этот орден, как на реликвию. Она самая большая моя ценность. Потому что напоминает мне сразу о двух людях, одного из которых я, к сожалению лично не знал, потому что его не стало, когда я был совсем маленький.
Первый человек – мой дедушка Коля. Ему этот орден и принадлежал. Войну он прошёл на Востоке, в Маньчжурии. То есть, его война была не с немцами, а с японцами. Но от этого не легче. Точно так же, он ходил, а чаще ездил под пулями. И пострелять приходилось. А стрелял он, к слову, отменно с обоих плеч. Вот и пристреливал винтовки, когда это было нужно.

События те он помнил до минут и секунд. Я уж молчу о фамилиях.

Она ездил на автоцистерне, которую приходилось «конопатить» постоянно – пули в неё попадали пачками. Вот во время одного из таких вечерних ремонтов он и услышал звуки борьбы, невдалеке от себя. Оказалось, двое диверсантов напали на его товарища. В итоге оба там и остались, стараниями дедушки. За это он и получил орден.

Да, его война была, может быть, тише, чем у других, но досталась ой как нелегко.

А вот второй человек, о котором напоминает мне этот орден, мой двоюродный дедушка – брат дедушки Коли – Василий. Вот он прошёл мясорубку.

Только я, со слов отца, знаю три случая, когда он ходил под смертью. Буквально. В том числе и от своего однополчанина. Виной всему зависть.

Но дедушка Вася выжил. Назло всему и всем. И, что интересно, он рассказал, что когда шли в атаку, кричали не «За Родину!» и «За Сталина!». Кричали, что придёт в голову. И маму звали, и семиэтажными сыпали и много чего ещё. Это не как в кино. А ещё и болезнь, было дело, скосила. Но тут уже голод виной. Голод и недоваренное мясо из котла. Хотя, это уже отдельная история.

Я хочу сказать одно: я горжусь своими двумя дедушками: родным и двоюродным. Меня всегда распирала гордость, когда я слышал среди имён ветеранов, которых поздравляли на митинге 9 мая «Злобин Николай Павлович».

Она и сейчас меня распирает.

С праздником вас, друзья! И помните о тех ветеранах, которые ещё живы и помяните добрым словом тех, кого с нами уже нет.
Ведь это их потом и кровью ковалась Победа, которая, я верю, остаётся тем святым, что есть в каждом из нас.